ЛАРИСА ТАРАКАНОВА.

В небесах и на земле.

Полемика с уехавшей за рубеж подругой.

Первое иностранное слово в ее жизни - сольфеджио. Детский хор института Гнесиных предрекал музыкальное будущее. Ее прадед, регент, потрясал область Войска Донского сильным страстным басом, и щедрые казаки усердно жертвовали на церковь. Подношений достало на постройку нового белокаменного храма. Но судьба распорядилась иначе. Она стала поэтом.

- Первая книжечка Ваших стихотворений “Птица воображения” вышла в 1971 году. Ее заметили?

- Да. Семь человек, которым я ее подарила.

- Тираж 28000 немаленький. И с этим сборником Вас приняли в Союз писателей СССР!

- В ту пору средний возраст литератора был 69 лет. Постановлением партии и правительства решили омолодить творческие ряды. На заседании приемной комиссии возразили: у нее нет комсомольских стихов! Леонид Мартынов заступился: “Это дитя зачахнет без среды. Давайте примем ее в наш союз”.

- У Вас были покровители в литературе, в жизни?

- Только один. Святой Пантелеймон.

- Вы верите в Бога?

- Временами очень.

- Как Вы истратили свой первый гонорар?

- Мама велела купить что-нибудь значительное. Я купила дешевенькие часики. Но предпочла бы ящик халвы.

- Кто Ваши родители?

- Мама и государство. Мой родитель - идальго. Увидел меня в колыбели, сказал, государство у нас доброе, воспитает. И ушел. Мама - фея, целительница, несколько человек вылечилось ее травами. Работала прорабом на стройке. Как она пела! Едва не стала солисткой в хоре, но я не дала: висела на ее шее.

- Поэт - призвание или профессия?

- Когда печаталась и получала гонорар, знала - профессия. Теперь чувствую - призвание.

- В большинстве стран нет писательских союзов, на Гаити, например ...

- Там безмерно щедрая природа, говорят, как в раю. А в раю и без поэтов хорошо. У нас другое дело. Даже если Россию завалят ананасами, она не выживет без литературы.

- В том смысле, что “поэт в России больше, чем поэт”?

- Говоря так, Евтушенко имел ввиду исключительно себя. Я - о тонком слое разметанной культуры. Нет его - нет перспективы.

- Вы думаете, что построить Братскую ГЭС или МиГ-29 можно только с томиком Пушкина в кармане?

- К томику Пушкина прибавить томик Есенина, Бунина, шеститомник Толстого, Достоевского ... в общем, библиотеку районного масштаба.

- Вы жалеете о прошлом, где казенщина и КГБ?

- Казенщина укрепила свои позиции. Что касается КГБ, этот образ неуклюжего монстра - удачное прикрытие для настоящей разведки. Иначе страну развалили бы гораздо раньше.

- Вы интересуетесь политикой?

- Политика делает вид, что мои интересы для нее превыше всего.

- Вторая Ваша книжка называется “Дитя мое”. Как Вы воспитывали свою дочь?

- Никак. Я ее очень ждала и любила. А когда сердилась и хотела побить, вспоминала, что ангелов не бьют.

- В сборнике “Третье око” и “Поговори со мной” много стихов о любви.

- Вовсе нет. Ожидание ее, удивление, почему она мешкает, приводит поэтов в экстаз. А когда она есть - не надо текстов.

- Как выглядит Ваш письменный стол? Вы знаете компьютер?

- Практически никак. Я сочиняю в троллейбусе. А записываю где придется. Чаще на кухне.

- У Вас есть собака?

- У меня муж Собака по восточному гороскопу: умный, преданный и любит, чтобы его водили гулять.

- Если бы у Вас было много лишних денег, что бы Вы сделали?

- Заказала бы прорыть удобный тоннель внутри пирамиды Хеопса. А то там такая страшная узкая щель.

-Как Вам удалось, не воспев комсомол ни единой строчкой, стать делегатом 17 съезда ВЛКСМ и лауреатом премии Московского комсомола и премии имени Островского.

- Мне чаще всего удавалось именно то, о чем я меньше всего хлопотала. Вот жду на день рождения часики и чувствую, принесут халвы.

- Ваше заветное желание?

- Сделать художественный фильм о Столыпине.

- У Вас много друзей?

- С друзьями туговато. Лучшая подруга уехала из страны, поселилась на Гаити и считает, что нас, нашу страну обронили где-то на задворках истории, и наше самомнение не имеет абсолютно никакой основы. Мы - те же гаитяне. Даже хуже. Потенциальные возможности - это басни. Хотя, может быть, они и есть, но для этого надо русского человека вовремя приобщить к европейскому, общемировому, тогда что-то раскроется. Но сделать это надо вовремя.

- Вы с этим согласны?

- Дело не в том, согласна не согласна. Она уехала, не бедствует. Вилла, бассейн, шофер и так далее. Спокойная устроенная жизнь. Но ей больно. Говоря “мы”, она не отделяет себя от Отечества. И эта боль когда-нибудь вытолкает ее “ближе к милому пределу”.

Вообще:

Жизнь темна, но есть просветы:

У меня друзья - поэты.

Для меня они все живы,

Ибо их сердца не лживы.

Саша Васютков в Москве, Антанас Дрилинга в Вильнюсе, Вася Мокеев в Волгограде, Иван Цанев и Рада Александрова в Софии... “Посмотри, тебе не страшно, реактивный птеродактиль держит курс на Копенгаген” - стихи Ольги Чугай. Я люблю стихи моих товарищей. Мы почти не общаемся, поутихли литературные собрания, кафе Дома литераторов отчуждено, издательства ...

“Россия, верно, последняя страна, где литературу воспринимало всерьез чуть ли не все население поголовно. Потому, может, мы и оказались в результате ... где оказались” - написала мне в письме подруга. И тут я готова с ней спорить. Возможно, эта наша поголовная страсть - единственное , что оправдает все иные вывихи.

- Трудно сочинять стихи?

- Рифмовать нет. Практически может каждый, если захочет. Мыслить образами - другое дело. Парадокс русского стиха: чудовищные глагольные рифмы - и океан поэзии.

- Ваши стихи музыкальны: “И солнечных лучей прозрачна колоннада”. Вам наверняка близок Рахманинов, Бах ...

- И Прокофьев, и Свиридов, и русские народные стоны, и песенка “Зачем он в наш колхоз приехал, зачем нарушил мой покой”.

- Считается, что поэты - народ не от мира сего. А Вы держитесь обыкновенно, не боитесь шутить.

- Творчество требует перехода в иную реальность, отключения. Но нельзя же вечно отсутствовать. Вот и выходит:

Одной рукою шарю в небесах,

Другой держусь за мыльное корыто.

- Ваши самые яркие впечатления?

- Думаете, поведаю о пещере Зевса на острове Крит или Асуанской плотине? ... В детстве просыпаюсь ночью и с ужасом смотрю как в полумраке по столу ползет гигантский жук. Утром просыпаюсь, оказывается на столе авоська лежит. Вот она, птица воображения. Или тоже из детства: стою по щиколотку в реке, вода бежит теплая, чистая, блестит. Рыбки тычутся. Необыкновенно! Хотя и Нил, конечно, река большая.

- Еще один сборник Ваш называется “Это я”. Здесь Вы тоже хотели, чтобы Вас заметили?

- Конечно. Я даже, следуя традиции, разослала двадцать экземпляров маститым поэтам, надеясь на их одобрение.

- Одобрили?

- Ответил только Булат Окуджава, поздравил, похвалил. Мне понравилась такая чуткость к юному собрату. Он мне и рекомендацию в Союз писателей давал вместе с Юлией Друниной, царство ей Небесное.

- Она трагически погибла ...

- Да. Фронтовик, народный депутат СССР, закрыла гараж и включила двигатель автомобиля.

Поэт живет - пока живет,

Пока он думает и дышит.

Его таинственных забот

Никто не знает и не слышит.

- Вы были в Америке?

- Мне ее так усердно преподносят, что у меня ощущение, будто я ее уже познала. Правда, не с лучшей стороны.

- Не думаете уехать из страны?

- Каждый день думаю. Да хозяйство жалко бросить: у меня под Истрой яблоневый сад и две грядки с клубникой. А если серьезно, жду, когда другие поуезжают. Тогда нас останется крайне мало, и живые писатели опять будут в цене. А если еще серьезнее:

Мне не нравится эта страна.

Мне до смерти она суждена.

- Извините, не верю я Вам. Вы с такой любовью описываете русскую природу ...

- Любить - лучшее средство для выживания. Любить если уж не человечество, то хотя бы своего попугая. Большинству не ведомо это чувство. Страшно - люди не способны любить. Интимная пресса рассказывает о позах любви. Такой сексуальный ликбез. А любовь это бездна, в которую бросаются герои.

- Вы бросались?

- У меня вся душа в ссадинах.

- Этим все сказано.

- Спасибо. Творчество не должно быть чересчур серьезно, музы разбегутся. Вот я наблюдала, как скульптор лепил фигуру вождя с вытянутой рукой: дубасил палкой, прибивая кусочки глины в нужных местах, потом длинным ножом срезал лишнее. Особенно впечатляла лепка головы.

- К вождям как относитесь?

- Сочувственно. Никакой личной жизни. Помню: первомайская демонстрация на Красной площади. Я, первокурсница Литературного института, сижу перед микрофоном в здании ГУМа, откуда идет трансляция на всю державу. Слева от меня чуткий человек в штатском, справа знаменитый диктор Левитан. Подбадривает: читайте спокойно. Я в кураже, думаю, вот сейчас брякну на весь эфир: ой, мамочка, строчку забыла!

- Как Вы считаете, удалась Ваша творческая судьба, хотели бы Вы что-то изменить?

- Я сильно старалась обойти два уготованных русским женщинам варианта: либо освоить навыки древнейшей профессии, либо стать ломовой лошадью. Наверное, я талантливая, раз с задачей почти справилась.

- Почему почти?

- Потому, что все равно лошадь: редко не тащу на себе хозяйственной сумки.

- Если бы Вы встретились с Президентом, что бы Вы ему сказали?

- Я бы сказала ему что-нибудь ласковое. Доброе слово и президенту приятно.

Журнал Российский Кто есть кто , №1, 1997 год.



"Превращенные дети"


На страницу Ларисы Таракановой


На главную страницу



Используются технологии uCoz